 |
| |
Глава I. Кое- что о жизни писателя.
Прежде чем начать свою работу, я бы хотел вас ознакомить с некоторыми фактами автобиографии Толкиена, так как они напрямую связаны с его творчеством и нашли отражение в его произведении «властелин колец». Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН.
Этого человека никто и никогда не знал по первому имени. Для близких родственников он был Рональдом, для школьных друзей - Джоном Рональдом. В Оксфордском университете, где он сначала учился, а потом преподавал, его звали или по фамилии, или использовали прозвище «Толлерс». Когда он стал литературной знаменитостью, его прозывали на американский манер инициалами. Имя - это, конечно, не суть человека, но часть ее. Попробуем найти недостающее из биографии.
Джон Рональд Руэл Толкиен, он же Дж. Р. Р. Т., родился 3 января 1892 года в Блумфонтейне, в Южной Африке (тогда Блумфонтейн был столицей Оранжевой Республики). Мальчику было чуть более трех лет, когда мать увезла его и младшего брата Хилари в Англию),а была родом из Бирмингема) поправить здоровье. Отец оставался в Блумфонтейне, где работал управляющим отделением. Хотел выбраться к семье, но не успел - умер в начале 1896 года от ревматической лихорадки.
Мейбл Толкиен осталась одна с двумя маленькими детьми на руках и с очень скромным доходом, которого только-только хватало на проживание. Мало того: молодая вдова обратилась в католическую веру, и это отвратило почти всех родственников (англиканского вероисповедания) и свойственников (те большей частью были баптистами). Но Мейбл оказалась твердой в вере и в характере.
Она положила себе целью дать детям хорошее образование - и неустанным трудом добилась этого. По тогдашним временам под хорошим образованием подразумевалось классическое - гуманитарное и основанное большей частью на языках. Поначалу она давала его сама: ее знаний латыни, французского, музыки, зачатков греческого на это хватало. Старший сын настолько жадно схватывал латынь и греческий, что мать быстро поняла - у ребенка явные склонности и даже способности к языкам.
По счастью, нашелся родственник, который платил за обучение детей в школе. Мейбл хотела обучать сыновей в католическом учебном заведении, но там уровень преподавания был невысок, и у нее хватило здравого смысла отдать мальчиков в пусть и не католическую, но зато лучшую школу Бирмингема. Там также главными предметами считались латынь и греческий. Более того, один из преподавателей литературы, имевший склонность к средневековью, прививал ученикам любовь к древнеанглийскому и средневековому английскому, даже декламировал «Кентерберийские рассказы» Чосера на языке оригинала.
Он же любезно одолжил юному Рональду Толкиену учебник англосаксонского языка для начинающих. В книге были примеры текстов, в частности, отрывки из героической поэмы «Беовульф». Довольно быстро одолев начальные стадии изучения языка, школьник взялся за всего «Беовульфа» - и справился. Потом он пустился в изучение средневекового английского и одолел поэму «Сэр Гавейн и Зеленый рыцарь». Более всего его интересовали основы языков - корни их происхождения, «скелеты». В их поисках Рональд Толкиен обшаривал школьную библиотеку, перерывал полки книжных магазинов, из карманных денег покупал филологические труды. Наконец, он пришел к мысли создать свой собственный язык.
Уже взрослым Толкиен пришел к убеждению, что его стремление к лингвистическому творчеству схоже с ощущениями многих школьников. Во время беседы об искусственных языках он как-то заметил: «Видите ли, это не такое уж необычное дело. Огромнейшее количество детей обладает тем, что вы называете творческой жилкой: это обычно поощряется и не обязательно ограничивается чем-то определенным: они могут не желать заниматься живописью или рисованием, или музыкой в большом объеме, но тем не менее как-то творить они хотят. И коль скоро образование в основной массе лингвистическое, то и творчество приобретает лингвистическую форму. Это вовсе не из ряда вон выходящее событие. Я подумал однажды, что надо бы выполнить здесь организованное научное исследование».
Собственно говоря, начали изобретать свой язык его двоюродные сестры Марджори и Мэри Инклдон. Первый язык именовался «животным», каждое его слово соответствовало названию животного или птицы в английском. Например, фраза «Собака соловей дятел сорока» означала «Ты осел» (You are an ass). Потом Марджори охладела к этой забаве, а вот Рональд и Мэри, наоборот, придумали более сложный язык, именовавшийся «невбош», то есть «новейшая чепуха». Основу его составляли исковерканные английские, французские и латинские слова. Язык был развит до такой степени, что на нем даже сочинялись лимерики вроде
Dar fys mа vel со palt Hoc
Pys go iskili far mamo woc?
Pro si go fys do roc de
Do cat ym mamo bocte
De volt faet soc tа taimful
Перевод был примерно следующим:
Жил был старик, сказавший
«Как Нести мою корову?
Коли загнать ее в рюкзак,
Так не поднимешь натощак -
Уж больно вес здоровый.
Но очень скоро Рональд пришел к мысли создать язык на другой основе. Появился на свет язык, именуемый «наффарским», на основе испанского, но со своей фонетикой
и грамматикой. Потом Рональд купил по случаю учебник готского языка, стал его изучать, пришел в восторг и тут же пустился в создание еще одного искусственного языка на основе готского. Разумеется, готский как таковой тоже не был забыт - вплоть до того, что на школьном диспуте (традиция предписывала вести их исключительно на латыни, но для Толкиена это было едва ли не слишком просто), в роли посланника варваров, выступающего в римском сенате, Рональд говорил именно на готском. Конечно же, его лингвистические познания намного превышали школьный уровень.
Дела семейные были куда печальнее школьных, 14 ноября 1904 года Мейбл Толкиен умерла от диабета. Все заботы о ее сыновьях принял на себя назначенный по завещанию опекуном отец Френсис Морган - духовник Мейбл. Надо отдать ему должное - он проявил и разум, и доброту, и даже щедрость. Будучи человеком с достатком, он обеспечил братьям Толкиенам получение среднего и впоследствии (частично) высшего образования. Он же снял братьям комнату, которая сыграла огромную роль в жизни Дж. Р. Р. Т.
Под этой комнатой была другая, в которой жила молодая девушка по имени Эдит Бретт. Она тоже была круглой сиротой, но, в отличие от братьев Толкиенов, не росла в такой нужде. Имея незаурядные музыкальные способности, она мечтала о соответствующем образовании и о карьере преподавателя или даже концертирующей пианистки. Пока же она жила в этой комнате и упражнялась в игре на фортепиано. Ей было девятнадцать, а Рональду - шестнадцать.
Тут-то и обнаружилось, что Рональду теперь придется делить свое время на четыре рода занятий школьные, подготовку для поступления в Оксфорд на языковое отделение (никакого другого направления он теперь уже не мыслил), Эдит и искусственные языки. Надо заметить, что школьные занятия включали в себя и регби, а Толкиен благодаря ярости в игре (физическими кондициями он никогда не славился) был даже членом сборной школы. Это увлечение было достаточно серьезным и занимало немало времени. Что касается непосредственно школьных занятий, то числясь первым учеником, он уже не очень-то себя утруждал. Второй род занятий должен был быть первым по значимости, на деле же, по понятным причинам, откатился на четвертое место. А между тем для юноши существовал только один способ получить оксфордское образование - сдать вступительные экзамены с отличными оценками. В этом случае он получал возможность учиться бесплатно и даже получать небольшую стипендию. Учеба же на общих основаниях была не по карману Рональду Толкиену даже с учетом возможной материальной помощи от опекуна.
Иными словами, подготовка к поступлению в Оксфорд была жизненно важна для всей дальнейшей жизни подопечного отца Моргана. Можно представить себе смятение священника, когда он обнаружил, что его духовное чадо, на которое он расточал столько доброты, заботы и денег, отнюдь не напрягает все свои способности над жизненно важными учебными занятиями, но вместо того предается тайному роману с живущей в том же доме девушкой тремя годами его старше. Отец Френсис вызвал Рональда, заявил ему, что поистине потрясен, и потребовал положить конец такому поведению. Последовала долгая борьба. К моменту, когда юноше было восемнадцать, священник поставил жесткое условие: Рональду запрещалось видеться с девушкой, даже писать ей-и все это до достижения им возраста двадцати одного года. После этого опекун уже не нес ответственности за достигшего совершеннолетия подопечного.
Рональд подчинился. Это дало сразу несколько результатов. Первый из них состоял в том, что молодой человек, лишившись общества любимой девушки, создал себе другое - так называемый Чайный клуб, он же Общество барроуистов. Первое название проистекало из того, что члены клуба изначально собирались в помещении школьной библиотеки и гоняли там чаи, второе - от излюбленного впоследствии членами клуба магазина Барроу, где также имелась комната для желающих выпить чаю. Строго говоря, не один Рональд Толкиен был создателем этого клуба, но уж точно он был одним из самых активных его членов. Таких было четверо. Толкиен был твердо убежден, что когда эта четверка собиралась вместе, их интеллект многократно усиливался. И эта «клубность», способность собирать единомышленников сохранилась у Дж. Р. Р. Т на многие годы.
Второй результат состоял в том, что Рональд налег на подготовку к экзаменам и в 1911 году все-таки поступил в Эксетеровский колледж Оксфордского университета на классическое отделение, правда, со второй попытки и не с самым блестящим результатом. Стипендия составила шестьдесят фунтов в год, а могла быть и больше. И все же с ней (и с помощью отца Френсиса) можно было учиться в университете и окончить его.
Третьим результатом явилось превращение юношеской влюбленности в настоящую любовь. Первую и последнюю в жизни Джона Рональда Толкиена. Он понимал, что ждать придется три года, намеревался честно соблюдать запреты опекуна и так же твердо собирался по достижении совершеннолетия тут же соединиться с суженой
- и на протяжении этих трех лет ничуть не усомнился в том, что Эдит и есть та самая, единственная.
Интересно, что, подготовясь к оксфордским вступительным экзаменам, Рональд отнюдь не забросил искусственные языки. Да и естественные не остались в небрежении: Рональд узнал о существовании финского. Как это неоднократно случалось в жизни Дж. Р. Р. Т., знакомство состоялось через эпическую поэму. Это была «Калевала» в английском переводе, но даже перевод вызвал желание раздобыть и освоить оригинал.
Перед началом первого оксфордского триместра (по-нашему сказать - в летние каникулы) Толкиен вместе с братом Хилари и некоторыми родственниками совершил поездку в Швейцарию. Там у них был Большой пеший поход. Впечатление от гор осталось у Рональда на всю жизнь. И еще кое-что осталось: перед отъездом обратно в Англию Толкиен купил несколько художественных открыток. Среди них была репродукция картины немецкого художника И. Мадленера под названием «Горный дух». Она изображала седобородого старца, сидящего на камне под сосной; на нем были широкополая круглая шляпа и длинный плащ. Он беседовал с бельм оленем, который тыкался носом в протянутую ладонь. На лице у старика можно было прочесть склонность и к юмору, и к состраданию. На заднем плане были изображены горы. Толкиен бережно сохранил эту открытку и много времени спустя написал на конверте, в котором она хранилась: «Происхождение Гандалва».
Оксфордская жизнь студента Толкиена отчасти напоминала школьную. Имея солидную классическую подготовку, он ощущал некоторое превосходство перед сокурсниками и вследствие того занимался спустя рукава. К счастью, нашелся требовательный преподаватель, который смог и поставить на место чрезмерно самоуверенного студента, и увлечь его языками: валлийским и германскими. «Чайный клуб» не был заброшен с поступлением юноши (и его товарищей) в университет. Четверка продолжала встречаться. В дополнение Толкиен основал еще пару клубов, но первый оставался главным. Именно на этих друзей были обрушены первые поэтические опыты. Результат был не ахти каким, разве только чуть странноватым мог бы показаться выбор одной из тем: эльфы, духи лесные, танцующие на поляне.
Тогда же Рональд Толкиен взялся за финский язык. Разумеется, основным побуждением к этому была «Калевала». Сам язык очаровал его - именно на его основе в скором времени был разработан первый из языков Высших эльфов, но и мифологическое полотно «Калевалы» захватило ничуть не меньше, и он вслух высказал пожелание, чтобы и у Англии была подобная мифология.
В результате таких пылких увлечений университетские занятия оказались на втором, если не на третьем плане. А в самом начале 1913 года произошло кое-что еще более важное: совершеннолетие. С его наступлением пал запрет отца Френсиса, и можно было писать Эдит. Именно так Рональд и поступил. Через считанные дни последовала помолвка. Одновременно Рональд был вынужден усиленно готовиться к первому экзамену на бакалавра (в Оксфорде это совокупность письменных работ). Наверстывать упущенное было очень непросто, и в результате склонный к разгильдяйству, но способный студент получил очень хорошие, хотя и не лучшие отметки. В колледже это заметили. А еще там заметили, что по сравнительной филологии Толкиен получил отличную оценку, сочли, что коль скоро студент этим интересуется, то он и должен стать филологом. Ректор знал, что в наибольшей степени этот студент интересуется древнеанглийским, средневековым английским и другими германскими языками, и предложил ему перейти на английское отделение. Предложение было охотно принято.
Рональд Толкиен прочел много древнеанглийских текстов, не входящих в программу. Среди них был «Христос» Кюневульфа, сборник англосаксонских религиозных поэм. Там он наткнулся на две поразившие его строки:
Eala Earendel engia beorhtast
ofer middangeard monnum sended,
что в переводе означало:
«Привет тебе, Эарендел, светлейший ангел - посланный людям в Срединные Земли».
Англосаксонский словарь переводил Earendel как «сияющий свет, луч», но было очевидно, что у этого слова есть и какое-то особое значение. Для себя Толкиен переводил это слово как обращение к Иоанну Крестителю, но полагал, что изначально Earendel - название утренней звезды, то есть Венеры. На него странным образом подействовало появление этого имени у Кюневульфа.
Много позже он писал: «Я почувствовал странный трепет, как будто что-то шевельнулось во мне, пробуждаясь ото сна. Это было нечто отдаленное, чужое и прекрасное, оно было далеко за теми словами, что я пытался постичь, дальше древнеанглийского».
В начале 1914 года Эдит ради жениха перешла в католичество. Из-за этого возникли трения с родственниками, и ей пришлось уехать в другой город.
Летом 1914 года Рональд побывал на каникулах на корнуольском побережье. С тех пор в его фантазию вошло и навсегда осталось море. И это очень скоро дало плоды: тем же летом было написано «Путешествие Эарендела Вечерней Звезды». Начало было следующим.
Эарендела путь в океанскую грудь
Пролегал через мира предел.
Через дверь Ночи, как заката лучи,
Он покинул Мрака удел.
И блистал тот корабль, словно искра костра,
Оставляя сумрачный брег.
На закате дня, свет, как воду, пеня,
Он покинул Запад навек.
Далее описывается путешествие звездоносного корабля по небесному своду, плавание, продолжавшееся, пока свет утра не залил все следы.
Эта история морехода-звезды, корабль которого поплыл по небу, имела источником примечание к «Эаренделу» в строках Кюневульфа. Но стихи, получившиеся в результате, были полностью оригинальными. Пожалуй, с этого и пошла собственная мифология Толкиена.
В конце лета началась первая мировая война. Толкиен поступил на офицерские курсы, но не бросил ни университетских занятий, ни искусственных языков, ни поэзии. Но к началу 1915 года он осознал, что существование языка вне его носителя невозможно. Тогда новый язык и был связан с прекраснейшими эльфами и их страной Валинор, куда в результате странствий попал Эарендел. Эта тема усердно разрабатывалась.
В июне 1915 года начались заключительные экзамены по английскому языку и литературе. Толкиен отлично их сдал и мог в будущем рассчитывать на преподавательскую должность. Остались мелочи: вернуться живым с войны и окончить университет. Военное обучение продолжалось, но в нем Толкиен выбрал связь, то есть даже на войне можно было иметь дело со словами.
Приближалась отправка во Францию, и они с Эдит решили пожениться до отъезда, поскольку ужасающий список потерь в британских войсках ясно давал понять, что офицер Толкиен может и не вернуться. В любом случае они ждали более чем достаточно: ему было уже двадцать четыре, а ей - двадцать семь. Они обвенчались 16 марта 1916 года. А 4 июня младший лейтенант Толкиен уехал в Лондон, а оттуда - во Францию. Ему предстояло участвовать в кровавой битве на Сомме.
О первой мировой написано много, и повторяться здесь не стоит. Сам Толкиен утверждал, что эта война никак не отразилась на его творчестве. Но личные потери были: погибли двое из четверки «Чайного клуба». Незадолго до смертельного ранения один из них отправил Рональду письмо. В нем, в частности, было сказано: «Да благословит тебя Бог, мой дорогой Джон Рональд! То, что пытался сказать я, да удастся сказать тебе, много позже, когда меня уже не будет, если такова моя судьба».
27 октября 1916 года Толкиен заболел сыпным тифом в тяжелой форме. Его переправили в бирмингемский госпиталь, в апреле вроде бы признали выздоровевшим и направили на переподготовку, но тут случился рецидив. И так повторялось несколько раз. Одним словом, весь остаток войны Толкиен проболел. Но не настолько тяжело, чтобы прекращать работу над уже складывающейся мифологией. Эдит была рядом и даже помогала переписывать легенды. Именно тогда сложилась история Турина, вошедшая потом в «Сильмариллион».
16 ноября родился их с Эдит первенец - Джон Френсис Руэл Толкиен. В то время Рональд в очередной раз выздоровел и был направлен на очередные курсы. Эдит поселилась рядом. В свободные дни они с Эдит гуляли по окрестным лугам. Вблизи Руза они отыскали рощицу с зарослями болиголова и там бродили. Вот какой описывал Рональд свою жену в воспоминаниях: «Ее волосы были черными, кожа - светлой, глаза - ясными, и она могла петь - и танцевать». И она пела и танцевала для него в роще. Так появилось сказание, ставшее центральным в «Сильмариллионе» - история смертного человека Берена, что полюбил бессмертную эльфийскую деву Лутиэн Тинувиэль, а впервые он увидел ее, когда танцевала она в роще в зарослях болиголова.
Лагеря, курсы и больничные койки чередовались, и вот в октябре 1918 года Толкиен, к этому времени уже лейтенант, наведался в Оксфорд разузнать относительно работы. Его бывший преподаватель, член редколлегии «Нового оксфордского словаря», пообещал устроить его помощником лексикографа. Толкиены поселились в Оксфорде. Жалование было очень скромным, но Толкиен, как и многие другие, подрабатывал преподаванием, и постепенно это стало основным источником дохода. К весне 1920 года он уже оставил работу в редколлегии. А летом этого же года семья переехала в Лидс: там Рональд получил работу преподавателя английского языка в университете. За четыре года он сделал там неплохую карьеру, продвинувшись до должности профессора, но в 1925 году в Оксфорде освободилась должность профессора англосаксонского языка: Толкиен прошел по конкурсу, вернулся в alma mater и с тех пор работал там.
Склонность Толкиена к клубообразованию дала всходы и в Оксфорде, и оксфордский клуб также сыграл огромную роль в его творчестве. Клуб именовался "Инклинги"; в него входили коллеги-преподаватели, а также литераторы, среди которых были Клайв Льюис и Чарльз Уильямс. Клуб был литературным; основные главы «Властелина Колец» опробовались на его членах. Оценки творчества членов клуба всегда были нелицеприятными, но «Властелин Колец» был встречен с большим одобрением. Льюис долго убеждал автора,
что эта вещь стоит публикации.
Не будем забывать и основную работу профессора Толкиена. Среди студентов он считался хорошим лектором. Стать отличным ему мешала неважная дикция. Зато он ухитрился подавать учебный материал в весьма изысканной и вместе с тем научно строгой форме. Это умение рассказывать об умных вещах занимательно - разве оно не обязательно для хорошего рассказчика? А от рассказчика недалеко и до писателя. Недалеко - но надо было сделать еще один шаг, именно: оформить рукопись и отдать в издательство. В этом и была проблема.
Своим детям (их было уже четверо) Толкиен-старший постоянно рассказывал разные истории, которые сам же и придумывал. Некоторые так и не были записаны. Другие были оформлены в виде рукописей, иногда даже с иллюстрациями-у автора были недюжинные художественные способности. Оформлены - и заброшены. Помог случай.
Одна из студенток профессора узнала о существовании рукописи «Хоббита», прочла и, будучи связана с издательством, решила пристроить там эту вещь. Директор Стэнли Анвин счел, что лучше всего детскую книгу оценивают дети, и отдал рукопись на рецензию своему одиннадцатилетнему сыну Райнеру. Отзыв был безграмотным, но благоприятным.
Книга была принята к печати и вышла в 1938 году. Она настолько хорошо была встречена публикой, что восторженный издатель после выпуска дополнительного тиража стал умолять о продолжении - и чтоб непременно о хоббитах.
Толкиен дал себя уговорить (не сразу) и принялся за работу, не имея никакого ясного плана, о чем же могут быть дальнейшие приключения хоббитов. Работал он ужасающе медленно. Не будем забывать, это было для него побочной работой, строго говоря, даже не работой. По договору с издательством он не получал никакого гонорара в случае, если книга не окупала расходы. Зато в случае хорошей продажи чистый доход делился пополам, и автор бестселлера мог рассчитывать на сумму, значительно превышающую обычную. Но до этого было еще семнадцать лет. Ровно столько писался и издавался «Властелин Колец».
Первая часть книги была выпущена в 1954 году, вторая и третья - с задержками в девять месяцев, отзывы были благоприятными. Очень скоро вышло второе издание, последовали переводы на другие языки. Но главный труд жизни Толкиена «Сильмариллион» так и не был закончен. Его подготовил к изданию младший сын Толкиена Кристофер. Толкиен умер в 1973 году. Двумя годами раньше умерла Эдит.
Еще при жизни профессор распорядился установить на могиле жены плиту с надписью: «Эдит Мэри Толкиен, Лутиэн, 1889-1971». Сам он был похоронен в той же могиле, и к надписи на плите Кристофер добавил: «Джон Рональд Руэл Толкиен, Берен, 1892-1973».
Служба Толкиена в Великой войне
Когда в 1914 году Англия объявила войну Германии, Дж. Р. Р. Толкиен работал над дипломом по английскому языку и литературе. Не желая покидать Оксфорд, он вступил в Офицерский Резервный корпус, что позволило ему отсрочить отправку на фронт до получения научного звания. Были призваны и трое его самых близких друзей, членов клуба, созданного ими в школьные годы и называвшегося ЧКБА ("Чайный клуб и Бэрровийская ассоциация", названная так за любовь ее участников к чаепитиям в книжных магазинах Бэрроу). Вдохновленный друзьями по ЧКБА, Толкиен начал писать стихи, сделав свои первые шаги в литературе.
После получения в 1915 в Оксфорде степени бакалавра с отличием первого класса, Толкиен был призван в Новую добровольческую армию, которая сменила небольшую профессиональную армию Британии, уничтоженную в начале войны. Он был призван младшим лейтенантом 13-го Ланкаширского стрелкового батальона и в конце концов был назначен офицером связи. В марте 1916 года Толкиен женился на Эдит Брэтт, женщине, которую он любил долгие годы. Огромные потери британских войск на фронте сделали очевидным то, что он может никогда не вернуться из Франции.
Батальон Толкиена был отправлен во Францию в июне 1916. Он прошел трехнедельную подготовку в Британском лагере в Etaples, во время которой он был переведен в 11-ый Ланкаширский стрелковый батальон. Как офицер-связист, Толкиен отвечал за осуществление коммуникации между офицерами на передовой и армейским командованием, которое руководило ходом сражения. Эта информация использовалась для того, чтобы направлять огонь артилерии туда, где в нем нуждались, высылать или отзывать подкрепления и поддерживать наступление на германские позиции. Ему пришлось научиться обращаться с полевыми телефонами, сигнальными огнями и ракетами, передатчиками кода Морзе, почтовыми голубями, отправлять курьеров и использовать все возможное для того, чтобы поддерживать линию связи. Когда подготовка наконец завершилась, его батальон был отправлен на фронт для участия в массированной совместной атаке войск союзников, которая должна была прорвать германский фронт. Эта битва вошла в историю как сражение при Сомме.
Толкиену повезло, что в начале этого сражения его батальон был оставлен в резерве. Он не принимал участия в первоначальной атаке британских войск на германские укрепления на Сомме, которая вопреки ожиданиям потерпела поражение и привела к огромным человеческим потерям (Из 100.000 британских солдат, ступивших на нейтральную полосу в первое утро сражения при Сомме, 20.000 были убиты, другие 40.000 ранены.) Его батальон был отправлен в окопы неделей позже. День за днем проходил в патрулировании траншей, краткий отдых прерывали атаки противника. Сражение при Сомме тянулось месяцами, так как очередная попытка англичан прорваться через германские линии потерпела поражение, хотя британцам удалось оттеснить их на первоначальные позиции. Положение французских войск было несколько лучше, но им также не удалось добиться серьезного прорыва, который первоначально планировался генералами.
Толкиен принял участие в двух крупных сражениях. В его первый же день в окопах, батальон участвовал в неудачной атаке на удерживаемую немцами деревню Орвийерс. Заграждения из колючей проволоки не были срезаны, и многие солдаты его батальона погибли под пулеметным обстрелом. Его батальон также принял участие в атаке на Швабский Редут (мощно укрепленную немецкую позицию) в конце сентября 1916.
Фронтовые условия делали работу батальонного офицера связи чрезвычайно трудной. Обстановка оказалась намного хаотичнее, чем можно было вообразить: спутанные провода, поврежденное оборудование и грязь повсюду. Связисты не могли использовать полевые телефоны для важных сообщений, потому что немцы сумели подключиться к британской телефонной сети. Даже передатчики кода Морзе были запрещены, что вынуждало использовать связных, а временами даже почтовых голубей.
Служба в армии не прервала полностью творческую деятельность Толкиена. Как он позже писал своему сыну Кристоферу, некоторые из ранних идей, касающихся мифологии и языков, возникли у него в столовой, на совещаниях, в шумных и тесных хижинах, при свете свечи в палатке и даже в окопах под артобстрелом. Он признавал, что это не делало его хорошим офицером.
Несмотря на то, что Toлкиен участвовал в боях на передовой, он не был ранен. Его друзьям из ЧКБА повезло меньше. Один из них был убит 1-го июля, другой погиб в декабре. Смерть друзей потрясла его и, вопреки всему, вдохновила на продолжение собственных трудов, чтобы наследие этой дружбы не было утеряно.
В конце октября Толкиен заболел окопной лихорадкой (болезнью, которую в окопах переносили вши), и был отправлен домой на лечение. Он провел остаток 1916 и начало 1917 года в госпитале, пока наконец лихорадка не отступила. После этого до конца войны он был направлен в лагерь в Англии. Толкиен воссоединился со своей женой Эдит, и в это время на свет появился их первый ребенок. Он также начал сочинять истории, которые позже вошли в "Сильмариллион" - в частности, о падении Гондолина и историю Лютиэн и Берена (источником его вдохновения послужили танцы и пение Эдит во время их прогулок в зарослях болиголова).
Глава II .Великая война и "Властелин колец".
Пейзаж из кошмара.
Самым явным образом военные впечатления Толкиена отразились во "Властелине колец" в описаниях гиблых земель. Пейзажи Мордора, пустоши и Мертвецкие болота будто списаны с нейтралки и окопов Первой Мировой войны. Толкиен безусловно обращался к своим воспоминаниям о Западном фронте, когда описывал земли, разоренные Сауроном. Как он отметил позже в одном из своих писем: "Мертвецкие болота и окрестности Мораннона многим обязаны северной Франции после битвы при Сомме".
Условия в траншеях при Сомме были ужасающими. Чтобы выйти на поле боя, солдатам приходилось под покровом ночи проходить в обход за линиями укреплений, затем пробираться сетью ходов сообщения и вспомогательных траншей до тех пор, пока они не попадали на передовую. Траншеи на передовой были заболоченными и неудобными. Для того, чтоб насколько возможно защититься от германского обстрела, солдаты между атаками укрывались на дне траншей и окопов. Со дна траншеи они могли видеть только небо и укрепленные мешками с песком стенки. Огневые точки были снабжены площадками и бойницами для ведения огня.
Нейтральная полоса - пространство между германскими укреплениями и передовой линией союзных войск - была заболоченным месивом из обломков зданий, серой грязи и щебня от меловых утесов в окрестностях Соммы, с воронками - отметинами от разорвавшихся снарядов, перетянутым колючей проволокой. Повсюду лежали трупы с лицами, почерневшими под солнцем и дождем. Крысы отъедались на незахороненных телах. Ничто не росло на нейтралке. Немногие уцелевшие деревья были лишь стволами, лишенными артобстрелом ветвей и листьев. Сама земля была разворочена.
Атаковать - означало подняться из траншеи и пересечь нейтральную полосу, чтобы достичь германских позиций. Приблизиться к расположению противника мешали проволочные заграждения и немецкие пулемётчики, косившие скопления англичан у прорезанных проходов в колючке. Солдаты использовали любые доступные им укрытия - воронки, затопленные канавы и рвы.
Параллели между пейзажами нейтральной земли и описаниями Сумрачных Земель потрясают. Мордор - это сухая, задыхающаяся пустошь, изрытая ямами, похожими на воронки от снарядов. Сэм и Фродо даже укрываются в одной из таких ям, спасаясь от банды орков, точно так же, как солдат мог прятаться в воронке от разорвавшегося снаряда, спасаясь от вражеского патруля. Как и нейтральная полоса, Мордор, если не считать вражеских солдат, лишен жизни. Почти ничего не растет и не живет там. Природа уничтожена могуществом Саурона, так же как и современное оружие практически уничтожило все живое на Западном фронте.
Опустошение перед воротами Мордора - это еще один чудовищный пейзаж, навеянный Западным фронтом. Он испепелен и покрыт буграми развороченной земли и язвами ям с маслянистой жижей на дне. Таков результат столетий разрушительной деятельности слуг Врага, урон, который по словам Толкиена, останется надолго после исчезновения Саурона.
"Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет. ... Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр". "Две Твердыни", книга четвёртая, глава вторая "Тропа через топи".
Отвратительная белая и серая грязь, которая упоминается в этом отрывке, очень похожа на почву нейтральной полосы при Сомме, где меловая порода была взрыта бомбардировками, окрасив землю в серый и белый цвета.
И по сей день старые линии траншей при Сомме видны с высоты как белые ленты на зеленых полях. Там, где белого больше всего, в 1916 году проходили самые отчаянные бои.
Страшно в этих пейзажах то, что они не были созданы природой, а появились в результате разрушительного воздействия техники. Подобных полей боя просто не существовало до Первой Мировой войны. В более ранних войнах армии приходили на поле битвы, сражались и покидали его. Настало время, когда создание нового, более разрушительного оружия (в частности, артилерии) и новая тактика ведения войны все изменили. Поля сражений Первой Мировой войны непрерывно укреплялись и подвергались артобстрелу. Не удивительно, что воображение Толкиена видело в этих картинах воплощение могущества зла. Эти пейзажи одинаково противоестественны: результат жажды разрушения и злоупотребления Сауроном своей властью.
Фродо и Сэм потрясены варварским истреблением природы и чувствуют себя измученными, пробираясь через эти проклятые места. Все вокруг кажется им кошмарным непробудным сном. Позже в книге некоторые из воинов Гондора не смогут заставить себя пройти через эти места. Их угнетает мертвая земля Мордора, которую они также воспринимают как страшный сон. Многие из них выказывают признаки травматического шока.
"На четвёртый день пути от Развилки - на шестой от Минас-Тирита - они вышли к загаженной пустоши у ворот, преграждавших теснину Кирит- Горгор. На северо-западе до самого Привражья простирались болота и голая степь. Так жутко было в этом безжизненном краю, что многие ратники, обессиленные страхом, не могли ни ехать, ни идти дальше. Жалостливо, без всякого гнева поглядел Арагорн на молодых табунщиков из далёкого Вестфольда, на землепашцев из Лоссарнаха. С детства привыкли они страшиться Мордора, но это было для них лишь зловещее имя, не больше - их простая жизнь текла своим чередом. А теперь словно ужасный сон сбывался наяву, и невдомёк им было, что это за война и какими судьбами их сюда занесло". "Возвращение Государя", книга пятая, глава десятая "Ворота отворяются".
По контрасту с тем, как зачастую обращались на фронте с парализованными страхом солдатами во время Первой Мировой войны, Арагорн испытывает сочувствие к своим воинам. Он не заставляет их пересекать пустошь Мордора, но вместо этого дает им другое задание - отбить у врага остров Каир-Андрос.
Пейзаж Мертвецких болот также был вдохновлен Западным фронтом. Когда Фродо, Сэм и их провожатый Голлум пересекали болота, они видели призрачные, разлагающиеся останки мертвых воинов, погибших в войне, которая разразилась в этих местах тысячи лет назад. Фродо говорит своим спутникам:
"Они лежат в чёрной глубине и глядят мёртвыми глазами. Злобные, страшные хари, а рядом - скорбные и величавые, гордые и прекрасные лики, и водоросли оплели их серебристые кудри. И все мёртвые, сплошь гнилые трупы, и свет от них замогильный". "Две Твердыни", книга четвёртая, глава вторая "Тропа через топи".
Мертвецы, лежащие в грязных лужах - это потрясающая человеческое воображение картина траншейной войны на Западном фронте, и Толкиену несомненно довелось увидеть их во время своей фронтовой службы. Когда начались осенние дожди, поле боя на Сомме превратилось в зловонною топь - болото, усеянное разлагающимися трупами людей и животных. Мертвецы, которых видят Фродо и Сэм, не обладают физической формой, сохранились всего лишь их призраки, но и такими они вызывают ужас и сострадание.
Пейзаж Итилиэна в чем-то сходен с сельскими пейзажами Франции за линией фронта. Несмотря на то, что и тут видны признаки близких боевых действий - несколько разрушенных зданий, кое-где воронки от снарядов и обычная для военного времени разруха - в остальном пейзаж естественнен и неосквернен. Он еще не попал полностью во власть войны. Так же и Итилиэн, опустевшая провинция Гондора, которая только недавно захвачена Сауроном. Несмотря на то, что орки потрудились и тут, Итилиэн сохранил большую часть своей природной красоты. Фродо и Сэм воспряли духом, когда попали в Итилиэн, совсем как солдаты, у которых поднималось настроение, когда заканчивались бои и они могли вернуться в безопасность тылов.
Другое сходство между Итилиэном и тылами во Франции заключается в близости к смертельно опасным местам - к фронту или к границе Мордора. Звуки бомбардировки никогда не смолкали за линиями передовой. Вспышки от артобстрела, поднятые взрывами дым и пыль могли показаться горным хребтом на горизонте, подобно тому, как Сэм и Фродо в землях за пределами Сумрачных гор видели извергающийся Ородруин.
Сэм и Фродо в Мордоре или солдаты на Западном фронте?
Многие из испытаний, выпавших на долю Фродо и Сэма, напоминают о физических мучениях, которые переносили солдаты на Первой Мировой войне. Возможно, они также были созданы Толкиеном под впечатлением от увиденного на фронте.
Ужасный голод и жажда, которые пришлось испытать Фродо и Сэму на пути в Мордор, напоминают страдания солдат в окопах, когда вода и провиант не могли быть доставлены. Обычно солдаты не имели при себе большого запаса пищи и воды. Доставка снабжения могла быть прервана артобстрелом и часто была невозможной на передовых позициях, таких, как наблюдательные посты на нейтральной полосе. В летнее время жажда была особенно мучительна, поскольку на поле боя зачастую не было питьевой воды.
Клубы пепла и испарений, от которых Фродо и Сэм задыхались в Мордоре, также напоминают о использованных в траншейной войне ядовитых газах. Британские противогазы были надежны, но неудобны и затрудняли ведение боя. Газ скапливался в низинах - траншеях и окопах, именно там, где люди укрывались от обстрела и бомбардировки. Хотя многие ядовитые газы были смертельны или опасны для здоровья, некоторые их типы были предназначены исключительно для того, чтобы сделать условия невыносимыми для противника.
Толкиен часто описывает места, над которыми сомкнулась Завеса Тьмы (такие как Мертвецкие болота) имеющими дурной или едкий запах. Фродо, Сэм, Голлум и другие герои вынуждены терпеть вонь этих мест. Это также эхо фронтовых полей Первой Мировой войны, которые смердели химикалиями и смертью. Ужасный запах был пыткой для солдат, сражающихся в окопах. Тягловых животных (лошадей и мулов), убитых вражеским огнем, обычно оставляли гнить просто потому, что не было времени избавиться от них. Тела убитых в бою, особенно если они погибли вблизи вражеских линий, часто не могли быть собраны и захоронены. Многие были разорваны на куски артиллерийскими снарядами, и собрать их тела было невозможно. Смердящая трясина Мертвецких болот напоминает места боевых действий во Фландрии, где люди буквально тонули в грязи.
Звезды над Мордором и Францией.
Из относительно безопасного укрытия в траншеях, солдаты могли видеть только небо: восходы, облака, закаты, птиц и самолеты, а ночью - звезды и луну. В минуты затишья, пение птиц создавало хрупкую иллюзию естественности разоренного фронтового пейзажа. Это еще одна сторона траншейной жизни, которая нашла свое отражение во "Властелине колец". На пути к Роковой горе Сэм смотрит вверх с бесплодной "нейтральной полосы" Мордора и видит над выжженной пустошью прекрасное ночное небо:
"Ночное небо на западе за Эфель-Дуатом ещё светилось. В разрыве туч над чёрным пиком засияла звезда. Глядя на неё из прокажённой страны, Сэм залюбовался её красотой - и словно очнулся. Чистым, ясным лучом озарило его душу, и он подумал, что владычеству мрака раньше или позже придёт конец, что светлый и прекрасный мир не подвластен злу". "Возвращение Государя", книга шестая, глава "В сумрачном краю".
Открывшееся Сэму видение красоты очень схоже с описанием, принадлежащим офицеру, который воевал на Сомме и писал под псевдонимом Марк VII:
"Ярко сияли звезды и, поскольку эти траншеи смотрели на север, я видел Большой ковш, наклоненный к Хай Вуду (Небольшой лес, расположенный в окрестностях Сомме, в котором шли кровопролитные бои с июля по сентябрь 1916 года). Как радостно сознавать, что ты в Англии и я здесь можем видеть красоту одного и того же звездного неба!
... Звезды превратились в видения - в образы божественного величия - в хранителей мира и покоя превыше власти ничтожного и жалкого безумия.
... По крайней мере они переживут войну и останутся прекрасными". "Ночь в траншеях", Субалтерн на Сомме.
Сэм, британский солдат
Толкиен испытывал глубокое уважение к рядовым и вольноопределяющимся, с которыми ему довелось служить во Франции. Конечно, военная иерархия не позволяла офицерам заводить друзей среди рядовых, и классовые различия между ними были ощутимыми. Офицеры обычно принадлежали высшему и среднему сословию, а рядовые были из простонародья. Как бы то ни было, каждому офицеру полагался денщик - слуга, который заботился о нем и его имуществе.
Толкиен близко сошелся с несколькими из своих денщиков. Эти и другие солдаты его батальона стали прототипами Сэма. Как Толкиен написал позже: "Мой Сэм Скромби целиком срисован с тех рядовых воны 14-го года, моих сотоварищей, до которых мне по человеческому счёту было куда как далеко".
Сэм символизирует храбрость, выносливость и стойкость британского солдата, также как ограниченность его воображения и провинциальность взглядов. Сэм упорно оптимистичен и отказывается признать свое поражение, даже когда ситуация кажется безнадежной. Действительно, выносливость хоббитов, их любовь к комфорту, консервативность и подчас скрытая отвага во многом обязаны тому, какими Толкиен увидел простых солдат. Эти качества помогли британским рядовым не только выжить и перенести фронтовые лишения, но и храбро сражаться и отражать нападения немцев.
Модель взаимоотношений офицера и денщика объясняет некоторые аспекты отношений между Сэмом и Фродо. Они не по-армейски формальны, но и намного сложнее отношений между обыкновенными штатскими слугой и господином. Их дружба подобна сплоченности солдат, которые вместе шли в бой и должны были полагаться на товарищей, доверяя им свою жизнь. Сэм безоговорочно предан Фродо. Он заботится о своем хозяине - готовит, набирает воду и так далее. В пути он помогает хозяину всем, чем только возможно, и даже несет его на себе вверх по склону Роковой горы, когда силы Фродо иссякают. Он любит Фродо, хотя не понимает его до конца. Также преданно Сэм защищает Фродо от опасности. Он приходит на помощь хозяину, когда на него нападает Шелоб и спасает его от орков в Кирит-Унгол. Сэм и Фродо вместе прошли через ужасные испытания и оба противостояли магии кольца. Они стали намного ближе, чем обычные слуга и господин.
Орки, харадримы и немцы
Многие считают, что орки символизируют немецких солдат. Между ними безусловно существует сходство. Орки кажутся почти карикатурой на вражеских солдат: серые безжалостные орды, которые своим численным превосходством подавляют храбрых и немногочисленных защитников Запада. Немцы были агрессорами в Первой мировой войне: во время оккупации Франции и Бельгии они совершили преступления против мирного населения, сжигали библиотеки и сознательно разрушали памятники архитектуры. Сходство с орками становится еще глубже, если учесть совершенные ими акты геноцида и огромное зло, сотворенное во Второй Мировой войне.
Отправной точкой для создания орков Толкиену могли послужить его фронтовые впечатления. Описание оружия Врага во время падения Гондолина из второй части "Книги утраченных сказаний", написанной в 1917, имеет едва уловимое сходство с типом вооружений, которые Толкиену довелось увидеть во время войны. Темное и безжалостное войско Моргота использует огромные железные машины, очень похожие на танки. Его сильное и многочисленное воинство, с помощью этого жестокого оружия побеждает доблестных эльфийских воинов Гондолина.
Как бы там ни было, Толкиен отрицал, что орки символизируют собой какой-то народ или этническую группу, тем более немецких солдат в военное время. "Я где-то уже говорил о том, что первоначально даже гоблины изначально не были злом. Они были извращены. У меня никогда не возникало подобных чувств к немцам. Я категорически против такого отношения". Толкиен восхищался трудолюбием и характером немецких людей и выступал против Адольфа Гитлера за то, что тот извратил понятие "благородного северного духа", связав его с нацизмом. Он и гитлеровские пропагандисты разрабатывали ту же жилу североевропейской мифологии, но с диаметрально противоположными результатами. Толкиен нередко сравнивал встреченных им низких и жестоких людей с орками. Выходит, оркообразие не имеет национальной принадлежности.
Так кто же такие орки? Они могли быть навеяны образом жестоких турецких, монгольских и персидских армий, разоряющих средневековую Европу. Они также могли быть вдохновлены самым типичным воплощением зла и разрушения - "гуннами" союзнической пропаганды обеих войн. Забавно, что первым, кто назвал немецкие войска "гуннами", был Кайзер Вильгельм II, хотя он использовал этот эпитет как комплимент! Образ безжалостного "гунна" был позже подхвачен пропагандой союзных войск и использован для того, чтобы демонизировать немцев. Вот типичный образец британской пропаганды: :
Люди, которые во "Властелине Колец" больше всего напоминают немцев - это не орки, а харадримы. Также как и немцы, харадримы - представители могущественного народа, не обладающего врождённой склонностью ко злу, но обманутого и развращенного коварными вождями. Харадримы затаили злобу против Гондора, которая была разожжена Сауроном, чтобы толкнуть их на участие в новой войне - ситуация, напоминающая Германию во время и между двумя мировыми войнами.
В отличие от орков, принадлежность харадримов к людям никогда не вызывает сомнений. В одном эпизоде Сэм становится свидетелем смерти харадримского воина и во внезапном озарении понимает, что враг очень похож на него:
"Он был рад, что хоть мёртвого лица не видно. "Интересно, - подумал он, как его звали, откуда он родом, злое у него было сердце или же его обманом и угрозами погнали в дальние края. Может, ему вовсе не хотелось воевать, и он лучше остался бы дома"". "Две Твердыни", книга четвёртая, глава четвёртая "Кролик, тушёный с приправами".
В конце Войны за Кольцо, харадримам и другим представителям южных и восточных народов была дарована милость, им позволили сдаваться в плен, в отличие от уцелевших орков, которых преследовали и убивали. Арагорн, став государем, дарует помилование капитулировавшим вастакам и южанам, завершая этим древнюю распрю с Харадом. Именно таким заключением мира должна была бы окончиться Первая мировая война, но этого не произошло.
Бесконечная война
Между Войной за Кольцо и Первой мировой, несмотря на разницу в их маштабах и развитии, есть определенное сходство. Когда Толкиен писал "Властелина Колец", он мог задумываться о том, как чувствуют себя те, кто вовлечен в ужасную войну, которая кажется бесконечной. Война против Саурона и сил зла не может закончиться. Все победы в ней бесплодны, как говорит Гэндаф в начале книги: "Да, снова и снова - разгром, затишье, но потом Тьма меняет обличье и опять разрастается..." При всей их отваге, силы добра не могут расчитывать на победу силой оружия. Все, на что защитники Запада возлагают свои надежды - что они смогут сдерживать врага, сколь это будет возможно.
Несмотря на то, что Война за Кольцо развивается совсем не так, как Первая Мировая, они вызывают сходное ощущение своей бесконечностью и невозможностью победы. Слова Галадриэли о том, что она ведет долгую битву, напоминает о тяжелейших годах Первой Мировой войны, когда вопреки объединенным усилиям союзников, централизованные войска Германии и Австро-Венгрии казались непобедимыми. В Средиземье, как и в реальном мире, победы на полях сражений были преходящими, и полученное преимущество часто не стоило принесенных ради него человеческих жертв.
Сгущающийся мрак Войны за Кольцо особенно гнетет людей Минас-Тирита, которые несут на себе бремя ненависти Саурона. От Мордора их отделяет лишь долина Андуина, они сознают всю опасность их положения и рады даже самому слабому проблеску надежды. С прибытием Пипина и Гэндальфа в Минас-Тирит по городу разнесся радостный слух. Пипина приняли за князя полуросликов, который прибыл, чтобы предложить Денэтору подкрепление: говорили, что у каждого всадника Рохана, который прибудет на помощь осажденному городу, за спиной будет сидеть по бесстрашному воину-полурослику. Слух этот очень похож на слухи, распространившиеся в Англии в начале Первой Мировой войны. Предполагалось, что Россия пошлет войска на помощь англичанам; рассказывали, что русские прибудут в неотмеченных поездах и узнать их можно будет по снегу, который все еще не растаял у них на сапогах! Пипину с сожалением пришлось развеять вселявшие надежду слухи о воинах-полуросликах, а слух о русском подкреплении заглох, когда оно так и не появилось. Возможно, Толкиен использовал этот эпизод, чтобы показать, как люди Гондора переносили те же тяготы военного времени, что и население Англии.
Хоббиты - вернувшиеся ветераны
Судьбы Сэма, Фродо, Пипина и Мерри после их возвращения в Хоббитанию во многом похожи на судьбы ветеранов, вернувшихся с войны.
Мерри и Пипин не испытали ужаса и физических мук на пути с Кольцом к Роковой горе. Хотя они сражались и были ранены в бою, они не подвергались, как Фродо и Сэм, постоянному неослабевающему давлению. Как будто они принадлежали к армейским частям, которые не попали в траншеи. После войны они вернулись к жизни уверенно стоящих на ногах хоббитов обеспеченного сословия. Испытания помогли им стать более зрелыми и подготовили к руководящим ролям - это видно по тому, как они спланировали и провели военную операцию по изгнанию оккупантов и вместе с Сэмом руководили восстановлением Хоббитании после ее осквернения.
Испытания, выпавшие Сэму и Фродо во время войны были намного страшнее, напоминая о тех, что испытали солдаты во время долгих сражений в траншеях. Из них двоих, Сэму удалось справиться с этим лучше. Как многие ветераны, он смог оставить в прошлом ужасы войны и оправиться от травмы похода в Мордор. В этом ему помогла хоббитская выносливость и концентрация на нуждах Фродо. Опыт сделал Сэма мудрее и расширил его горизонты. На родине его встречают как героя. Подобно Мерри и Пипину, Сэм принимает активное участие в восстановлении Хоббитании. Он заводит семью и избирается мэром. Судьба Сэма во многом параллельна судьбе Толкиена, который вернувшись с войны, воссоединился со своей женой, завел детей и удачно продолжил научную и литературную карьеру.
С другой стороны, Фродо не смог оставить Войну за Кольцо позади и с трудом справлялся с нанесенным ему ударом. Во многом он похож на получивших травматический шок ветеранов траншейной войны, чьи души никогда не оправились от пережитых ими ужасов. Тяготы похода в Мордор были преумножены необходимостью нести неимоверную ношу Кольца Всевластья. Фродо терзали воспоминания о ранах, которые нанесли ему кинжал назгула, жало Шелоб и зубы Голлума. Ему часто нездоровилось, и он постепенно выпал из нормальной хоббитской жизни. Его дух был сломлен исходящим от Кольца злом, которому он в конце концов поддался. Фродо не смог найти ни отдыха ни покоя в Хоббитании и должен был покинуть ее, чтобы обрести исцеление в Благословенной Земле.
Завершение эпохи
И завершающее сходство между Первой Мировой войной и "Властелином Колец" эмоциональное: чувство потери и горя от того, что закончилась эпоха.
Целое поколение жителей большей части Европы прожило в мире до наступления 1914 года. Европейцы добились выдающихся успехов в науке и искусствах. Социалисты проповедовали единение рабочего класса. Прогресс представлялся правильным и неизбежным. Потрясающие новые технологии должны были принести новые блага человечеству. Первая Мировая война принесла крушение этому миру. По мере того, как война становилась все кровопролитнее и целые народы вовлеклись в боевые действия, европейскому обществу были навязаны новые порядки. После войны Европа уже никогда не была прежней. Оказалось, что наука и техника легко могут быть использованы во зло, для военных нужд. Германия, Россия и Австро-Венгрия потерпели поражение, их правители не были прощены своими народами, чьи сыны были скормлены Молоху индустриальной военщины. Большая часть некогда прекрасной Европы лежала в руинах. Миллионы молодых мужчин, которые могли бы так много сделать для общества, были убиты или искалечены, их семьи пытались справится с понесенными утратами. Мирное население серьезно пострадало. Горе было повсюду - каждый оплакивал смерть близких и печалился об ушедшей былой жизни. Новые времена казались во многом хуже прежних.
"Властелин Колец" наполнен похожим чувством горя и утраты. И здесь речь идет об окончании эпохи. Время эльфов ушло, наступает черед владычества людей. После Войны за Кольцо последние из нолдор или высоких эльфов вернутся через закатное море в Благословенную Землю Валинора. Уход эльфов символизирует потерю самых высоких черт человечества: искусства, творчества, благородства и величия. Все исходы омрачены скорбью. Если Кольцо Всевластья будет найдено, то Саурон победит, и Средиземье вновь покроет мрак. Если Кольцо удастся уничтожить, то Саурон будет развоплощён, но эльфы утратят многое. Зло должно быть повергнуто, но уничтожение Кольца Всевластья обратит в ничто могущество трех эльфийских колец, потому что их сила неразрывно связана с ним. Галадриэль говорит Фродо:
"И от твоей удачи - или неудачи - зависит судьба Благословенного Края. Ибо, если ты погибнешь в пути, Магия Средиземья падёт перед лиходейством, а если сумеешь исполнить свой долг, мир подчинится всевластному Времени, а мы уйдём из Благословенного Края или станем, как и вы, смертными, добровольно сдавшись новому властелину, от которого не спасёшь даже память о прошлом". "Хранители", книга вторая, глава седьмая "Зеркало Галадриэли".
После победы над Сауроном неотвратимо увядание и исход эльфов на Заокраинный Запад, гномы тоже постепенно исчезнут, и многое из красоты и знаний этого мира будет утеряно навсегда. Арагорну, ставшему государем Гондора, придётся сохранять осколки навсегда ушедшей эпохи, пытаться сберечь, что возможно, и готовить Средиземье к наступающему веку владычества людей. Горечью отзовется уход эльфов и печальное завершение той жизни, которая существовала тысячелетиями. Новая Четвертая эпоха Средиземья уже не будет такой великой.
Тот факт, что у "Властелина колец" нет действительно счастливого завершения, придает ему реализм. Толкиен, конечно же, знал, что далеко не все из тех, кто возвратится с войны, смогут продолжить жизнь, оставленную ими в Англии. Более того, он не мог позабыть о том, что многие из ушедших на фронт добровольцами уже никогда не вернутся. Ни те ни другие не смогут насладиться тем, за что они сражались. В одном из самых волнующих моментов книги, Фродо говорит от имени всех тех, кто был искалечен войной:
"... я страшно, глубоко ранен. Я хотел спасти Хоббитанию - и вот она спасена, только не для меня. Кто-то ведь должен погибнуть, чтоб не погибли все: не утратив, не сохранишь". "Возвращение Государя", книга шестая, глава девятая "Серебристая Гавань".
Возможно, когда Толкиен писал это, он вспоминал своих погибших друзей по ЧКБА, или о тех, кто остался на поле боя во Франции и уже никогда не вернется. Может быть, он думал о тех, чьи тела и души были искалечены войной, тех для кого уже не было радости в окончании войны и победе союзников над Германией. Это и есть настоящий итог войны: ее завершение приносит не только ликование и облегчение, но и страшные утраты и горе.
Глава III. Заключение.
В этих статьях о его биографии говорится не только о том, как он пожил свою жизнь, но и о том, что его жизнь напрямую связана с его творчеством. И все-таки вернемся к вопросу, который я задал сам себе.
Я хочу привести ряд небольших факторов, которые помогут доказать, что это не вымысел. Для начала сравним положения обоих миров оба мира на грани уничтожения. Обоим мирам грозит один враг ( в первом Германия, во втором Саурон). И там и там воина объединяет несколько народов, они воюют за свои территории, они побеждают, но боль утраты слишком велика в обоих мирах. И если это не реальность, то, что же это……? Я не знаю точного ответа на этот вопрос, но уверен, что сам Толкиен относил себя к своему миру, «В душе я Хоббит.». Я не хочу заканчивать свою работу вопросом на вопрос, я закончу словами самого автора:
"Человек на самом деле должен лично испытать тяготы войны, чтобы полностью ощутить ее гнет; но годы проходят и забывается то, что пережитое нами в юности, в 1914 году, было таким же ужасным испытанием, как и участие в событиях 1939-го и последующих за ним лет. К 1918 все мои близкие друзья за исключением одного были мертвы".
Дж. Р.Р. Толкиен, предисловие к "Властелину колец"
|
| |
